В легенде описана
история рыбака Ильи,
сына Тамары,
связанная со
строительством церкви на
мысе св. Ильи в Кафе
(ныне Феодосия),
в Крыму.

Чем ближе к Ильину дню, тем ниже нависают облака,
душнее становится воздух и чаще ночные грозы.

А в Ильин день потемнеют облака, забегают змеи молний
и треском громовых раскатов напомнит о себе пророк.

Беда попасть тогда в море. Хорошо, если только сорвет снасти.
Иной раз закружит судно, швырнет на скалу и щепками выбросит у мыса Ильи.

Помолись, моряк, на церковь пророка - не случилось бы несчастья.

А видна та церковь с большого расстояния, хотя и не велика она.
Такая, какие строили в древние времена.

В те времена, когда верили в Верхнюю силу и знали свою слабость
перед Ней. Хотя и были смелыми, пожалуй, смелей, чем теперь.

Не выдумали люди, что Илья, сын Тамары, построивший церковь,
в открытое море ходил на дощанке.

А когда стал богатым и приобрел свой корабль, в самую страшную
бурю не боялся оставить гавань и в декабрьский шторм поднимал паруса.

Но раз случилось выйти под пророка Илью.

Освирепело в тот день море, озлились небеса и попрятались
люди в жилища. А Илья Тамара поднял сразу флакос и тринесту
и белой чайкой унесся в волну.

Кто рискнул бы сделать это теперь? Разве только сумасшедший.

Далеко ушел Тамара в море, не стало видно берегов.
Не знал он опасности и не верил в рыбачью сказку об Илье.

- И молния, и гром от облаков.

И когда подумал так, накатился на судно вал выше мачты намного мер.

- Васта темони, клади руль, - крикнул Тамара рулевому, но оторвался
руль, и понеслось судно по воле тетра к береговой скале.

Понял Илья, что близка гибель, и в испуганной душе шевельнулось
сомнение, не карает ли его пророк за неверие.

И в ту же минуту пронесся с севера на юг громовой раскат,
и над мысом, где теперь церковь Ильи, в пламени и тысячах
искр опустилась огненная колесница.

- Илья! воскликнул Тамара, и подумал в душе: - На том месте,
где видел его, построю ему церковь, хотя бы пришлось для того
продать корабль.

- Матим бистин, своей верой клянусь в том.

Не успела остыть эта мысль, как примолкла гроза,
и ветер с берега погнал волну в море, а с нею и Тамарин корабль.

- Васта темони, прозвучал над Тамарой чей-то грозный
голос - и увидел себя Тамара стоящим у руля, который, подплыв к судну, стал на свое место.

К вечеру достиг Тамара Сугдеи, сдал товар и, нагрузившись новым,
вернулся в Кафу.

Не рассказал, однако, никому о случившемся, пожалел продать корабль
и решил заработать прежде побольше денег и тогда построить храм.

Сначала решил так, но вскоре передумал.

- Не может быть, чтобы все это случилось. Просто приснилось. Колокитья!

И, успокаивая себя так, он со временем забыл о своей клятве.

Все шло хорошо; за десятки лет ни один из кораблей его не
потерпел крушения, и Илья Тамара стал богатейшим купцом Кафы.

Однако в душе, помимо воли, жило что-то, что напоминало о случае
в молодых годах. Не любил Тамара смотреть на гору, где было
ему видение, и избегал выходить в море под Ильин день.

Но однажды, незадолго до этого дня, пришлось ему возвращаться
от Амастридских берегов.

- Да будет благословенно имя Георгия, патрона той страны!

Попутный ветер резко нес корабль и вдали стали уже синеть Таврские горы.

И вдруг сразу стих ветер, точно смело его с моря,
и корабль попал в мертвый штиль.

Больше всего боятся его моряки, но наступал Ильин день,
когда по всему Понту носится ветер, и Тамара спокойно лежал на корме.

Он подсчитывал барыши и, закончив подсчеты, улыбнулся торговой удаче.

- Не нужно быть знатным, не нужно быть ученым, чтобы хорошо жить.
Нужно только быть умнее других, чтобы пользоваться их глупостью.
Алю пулунде грамата, алю полите гносис!

- Скверная мысль, - сказал кто-то в душе его, и вздрогнул Тамара.

Поднялся с ложа, посмотрел на берег. Оттуда медленно надвигались
тучи, и зарница сверкала зловещим глазом.

Побежала по морю предветренная рябь, за нею береговик погнал волну.

Корабль поднял все паруса и взял нос на восток, где была Кафа,
но, попав в странное течение, не мог далеко уйти.

А ветер быстро крепчал, недобрым шумом гудело море,
воздух шипел и свистел, завывая.

Не выдержала порыва главная мачта и обломилась.

- Плохо дело!

И в последнем сумеречном свете увидели гору, где когда-то
случилось видение.

Вспомнил о нем Тамара и смутился духом. Настала темнота,
нельзя было видеть своей руки; ливень заливал потоками палубу;
волна била через борта и в трюмах появилась течь. Истрепались
в клочья штормовые паруса; не слушался корабль руля,
как гнилая нитка, оборвалась якорная цепь, когда нагнало корабль
к берегам и попытались бросить якорь.

- Одно чудо может спасти!

И молили люди о чуде; умоляли Илью смягчить гнев;
обещали весь первый улов отдать на свечу ему.

А Тамара упал на колени и в сердце своем поклялся выполнить,
что обещал когда-то в своей юности.

Огненная молния рассекла небо, опалила воздух, озарила корабль
и скалы, среди которых он носился; в последнем зигзаге
скользнула по мачте и загорелась сиянием впереди судна.

Кто-то грозный и гневный поднял над кораблем руку.
Сверкал молниями его взгляд; в бешеном порыве рвалась борода;
готовы были открыться уста для гибельного слова.

- Элейсон имас, Кирие! Помилуй нас!

Опустилась рука проклятия и указала погибавшим путь спасения.

В стороне зажглись кафские огни и... потухло сияние.

Как убитые, заснули дома корабельные. Не заснул только
старик Тамара. Стоял у городского храма и шептал слова тропаря:

- Почитающих тебя, Илья, исцели.

Стоял всю ночь и утром нашли его на том же месте.
Не узнали его, так изменился он. Покоем величия дышало
его лицо и близостью Неба светились глаза.

И когда через год иконный мастер писал образ пророка
Ильи для нового храма, который построил на горе Тамара,
это с него он написал лик пророка.

Оттого не видно гнева в пророческих глазах и нет страха,
когда смотришь на икону.

Умер Тамара глубоким стариком и под конец дней своих избегал
говорить о пережитом, но люди читали об этом в чистом взоре его.

Ибо взор души человеческой проникает часто глубже,
чем подсказывает речь.

-

Печатается по изданию: «Легенды Крыма», Н. Маркс. Выпуск третий. Одесса., 1917.